Он сын украинского и русского народов. Отец педагога, Дмитрий Григорьевич, представитель древнего малороссийского дворянского рода, подобно другим отпрыскам родовитых семей, получил образование в Благородном пансионе при Московском университете. В том самом, где раскрылись творческие способности А.С. Грибоедова, М.Ю. Лермонтова, князя В.Ф. Одоевского, Ф.И. Тютчева…
Дмитрий Григорьевич Ушинский исполнил святой дворянский долг — послужил царю и Отечеству в сражениях 1812 года. Но военная карьера не привлекала небогатого малороссийского помещика — и вскоре он вышел в отставку и поселился в древнем, ещё из Киевской Руси, городе — Новгород-Северске Черниговской губернии.
У Ушинских немного крепостных, но изрядная библиотека… Вокруг семьи отставного офицера витала аура всеобщего уважения. Дмитрий Ушинский считал своим долгом предводительствовать местным дворянством, выполнять обязанности мирового судьи, поддерживать в уезде ростки просвещения. В 1824 году, в Туле, у Ушинских родился сын, прославивший фамилию — Константин Дмитриевич.
Мальчику было одиннадцать лет, когда их дом осиротел: мать была наперсницей Ушинского в его первоначальных занятиях. Она пробудила в сыне любовь к чтению. Образ матери навсегда сохранился в творчестве педагога, по-новаторски относившегося к роли женщины в процессах воспитания и обучения.
Впрочем, и вторая жена Дмитрия Григорьевича стала для Константина родным и любимым человеком. Ушинский поступает в Новгород-северскую гимназию — и обучение в коллективе преимущественно старших подростков совершенно захватывает мальчика. Во главе гимназии стоял образованнейший человек тех мест — профессор Илья Фёдорович Тимковский, о котором Ушинский всю жизнь хранил самые почтительные воспоминания.
Когда Ушинский ступил на поприще педагогической литературы, ситуация в этой области с наибольшей полнотой определяли слова Дистервега: «Посмотрите на большую часть сочинений, написанных учителями и для учителей! Наполняется ли, согревается ли чьё-нибудь сердце при этом обзоре? Кто может извлечь из него силу для своей мысли, одушевление для важного подвига? Найдёт ли кто-нибудь в них дыхание жизни, самостоятельный образ мыслей и энергию? Это по большей части холодные, бессмысленные груды печатной бумаги…».
Суровый приговор. Но Ушинский был бы согласен с такой оценкой. К тому времени, когда Константин Дмитриевич начинал свою литературную деятельность, в России уже прошёл пушкинский золотой век словесности — и журналистика была достойна высоких образцов художественной прозы. Уже сильна была литературная критика — и из её недр рождалось научное литературоведение, рождалась научно-популярная литература. А вот учительская, педагогическая литература не устраивала читателя, воспитанного на Пушкине и Белинском, Гоголе и Дружинине…
Великая русская литература, показавшая свою мощь уже в XVIII веке, а с пушкинских времён ставшая сокровенным явлением российской цивилизации, оказывала решающее влияние на судьбы всех учёных, да и администраторов XIX века. Не случайно отечественную культуру XIX — XX веков называют литературоцентричной. Нынче дела обстоят по-другому, но К.Д. Ушинский, несомненно, был ярким представителем именно литературоцентричной культуры. Именно наследие Ушинского стало образцом русской педагогической мысли периода культурного расцвета России.
Следует оговорить и ещё одну особенность идейного направления, к которому принадлежал К.Д. Ушинский. В отличие от большинства литераторов демократического направления, с которыми Ушинского многое связывало, Константин Дмитриевич не порывал с православием. Подобно Н.В. Гоголю, педагог сделал православную этику основой своего творчества вопреки всем противоречием бурлящего века.
Ушинский остро чувствовал несправедливость социального положения крестьян, ремесленников, разночинцев. В советские годы не раз подчёркивался демократизм воззрений Ушинского — и здесь не было натяжки. При этом, разумеется, умалчивали о религиозности великого педагога — а она была фундаментом всей педагогики Ушинского, основой основ.
Студентом Московского университета Ушинский был в 1840-е годы — легендарное время в истории университета! В стенах дома на Моховой особым паролем звучали имена профессоров и мыслителей Грановского, Кудрявцева, Станкевича, Редкина, Чивилёва, Крылова…
Не только блестящие лекции, но и приятельские студенческие кружки определяли университетскую атмосферу того времени. Для многих тогдашних студентов университетская пора так и осталась самой яркой полосой в жизни, а за ней последовали мытарства и разочарования. Реальность слишком явно диссонировала с мирами Гегеля, Шиллера, Грановского…
Художественное отражение этих мотивов мы находим у Тургенева, в романе «Рудин». Но Ушинский был нехарактерным студентом. Напитавшись творческим духом университета, он не утратил самостоятельности мышления, не порвал связей с житейской реальностью, без которых немыслим труд педагога. В студенческом клубе, заседавшем в трактире «Великобритания», Ушинский пользовался немалым авторитетом, к его мнению прислушивался даже пылкий демиург тогдашней идеологии — Виссарион Белинский.
Между тем, Константин Дмитриевич не разделял многих популярных молодёжных увлечений. Так, он не принимал наполеономании, оставаясь православным человеком. Окончив университет, Ушинский не позволил себе нырнуть в пучину безделия, которую многие бывшие слушатели Грановского аранжировали пьяными слезами о прежнем студенческом братстве.
Преподавать он начал в Ярославском Демидовском лицее. В сентябре 1848 года Ушинский произносит речь «О камеральном образовании». Он предложил собственную систему камерального образования, в основе которой было изучение семьи, общества и народного хозяйства. Идеи Ушинского казались радикальными, излишне демократичными. В 1850 году он был вынужден оставить Лицей. В Петербурге Ушинский с неохотой поступает на службу в Министерство внутренних дел, в подчинение к графу Д.А. Толстому, будущему министру народного просвещения. Ушинский начинает публиковаться в ведущих столичных литературных журналах: в некрасовском «Современнике», в «Библиотеке для чтения».
Несколько лет учёный тосковал по живой педагогической работе. Наконец, в 1855 году Ушинский поступает на службу в Гатчинский сиротский институт — преподавателем словесности и законоведения. Гатчинский институт, опекаемый графом Ланским, упрочил и финансовое положение семьи Ушинских. Учёный получил возможности для серьёзных, длительных исследований. С первых месяцев служения в Гатчинском институте Ушинский берёт на себя непростую роль педагога-реформатора. Большое влияние на Ушинского оказало знакомство с английскими статьями об образовании и воспитании в Соединённых Штатах.
Во многом стараниями Ушинского во второй половине 1850-х годов в российском обществе проснулся интерес к педагогике. Один за другим открывались журналы, посвящённые проблемам воспитания и образования. Ушинский стал активным автором одного из новых изданий — журнала «Воспитание». Программной стала одна из первых статей Ушинского, опубликованных в этом журнале — «О пользе педагогической литературы» (1857 год).
В том же году «Воспитание» публикует ещё одну фундаментальную статью Ушинского — «О народности в общественном воспитании». Репутация крупнейшего мыслителя, озабоченного проблемами воспитания, была создана. Просвещённый читатель уже ждал от Ушинского новых слов и дел. Не будет преувеличением сказать, что уже к концу 1850-х годов звание «отца русской педагогики» было Ушинским вполне заслужено. Юрист по образованию, основой начальной школы Ушинский считал изучение родного языка и чтение. Этот принцип, на котором и была сформирована русская народная школа, пронизывает книгу для чтения «Детский мир», составленную К.Д. Ушинским.
Наконец, Ушинского назначили инспектором классов «обоих отделений Смольного института». «Обоими отделениями» назывались собственно институт благородных девиц и его «неблагородная» половина — Александровское женское училище. Ушинский немедленно приступил к реформированию этого учебного заведения, определив стратегические задачи образования и воспитания русских женщин. В основу образовательного процесса (в особенности — в трёх начальных классах) Ушинский положил изучение русского языка. Вместо сухой и утомительной грамматики он предложил живую систему, основанную на наглядности, на обращении к фольклору и к высоким литературным образцам. В старших классах с особенным почтением преподавалась история отечественной литературы, главенствующая роль которой в контексте всей культуры XIX века была для Ушинского очевидной.
Смольный институт
По сложившейся традиции, инспектор Смольного института был фигурой, значимой для императорского двора. Ушинский чувствовал поддержку членов царской семьи — а в особенности — её женской половины, живо интересовавшейся успехами воспитанниц Смольного. А успехи не заставляли себя ждать. Воспитанницы уже не относились к учёбе как к надоедливой рутине. Пришло увлечение науками, во многих трудолюбие. Родители почувствовали перемену в своих дочерях, и, вместе с дочерьми, прониклись уважением к новым преподавателям. В печати стали появляться благодарные письма родителей, укреплявшие авторитет Ушинского. Императрица Мария Александровна была покорена вдохновенной работой инспектора.
В Смольном вокруг Ушинского собралась плеяда молодых педагогов — учёных и писателей, увлечённых задачами воспитания. Один из них — Лев Николаевич Модзалевский, автор «Очерков истории воспитания и обучения с древнейших времён и до нашего времени» (1866 год) — выразил ту атмосферу отношения к школе в известном детском стихотворении (1864):
Дети! В школу собирайтесь, —
Петушок пропел давно!
Попроворней одевайтесь, —
Смотрит солнышко в окно!
Человек, и зверь, и пташка —
Все берутся за дела;
С ношей тащится букашка,
За медком летит пчела.
Ясно поле, весел луг,
Лес проснулся и шумит,
Дятел носом тук да тук!
Звонко иволга кричит,
Рыбаки уж тянут сети,
На лугу коса звенит…
Помолясь, за книгу, дети!
Бог лениться не велит!
Нельзя не вспомнить и традиционные четверги, когда в смольной квартире Ушинского собирались институтские преподаватели, а также учёные, писатели, журналисты, привлечённые обаянием личности великого педагога. Дружеский ужин, длинные беседы, чтения новых статей — ещё нигде не опубликованных и даже не получивших цензурного одобрения. Завсегдатаями четвергов, кроме Модзалевского, были В.О.Буссе, М.И.Семевский, В.И.Водовозов, Д.Д.Семёнов, основатель бесплатной Таврической школы барон М.О.Косинский… Упомянем и писателя П.Г.Помяловского, учительствовавшего в Шлиссельбургской воскресной школе для детей рабочих. Ушинский с азартом принялся преподавать в Смольном дисциплины, по существу, открытые им для русского студенчества: дидактику и педагогику. Но, пожалуй, главным достижением педагога за период работы в Смольном было создание круга единомышленников, талантливых учеников, которые и стали ядром молодой русской педагогики 1860-х годов.
Издание книги «Детский мир» принесло Константину Дмитриевичу всероссийскую славу. Первый тираж — 3 600 экземпляров — быстро разошёлся по учебным заведениям России. Потребовалось два новых издания. Ничто так не раздражает обывателей от науки, как заслуженный чужой успех. К 1862 году клеветники настолько активизировались, что Ушинский, испытав нервный срыв, написал резкое оправдательное письмо.
Зависть «смольных дам» не знала границ: оскорбительные доносы на Ушинского сделали невозможным дальнейшее пребывание педагога в должности инспектора. Императрица Мария Александровна взяла педагога под свою защиту. Ушинский был причислен к IV отделению собственной его величества канцелярии. Разумеется, за Ушинским сохранили прежнее жалованье. Для нервного успокоения, по предложению императрицы, Константин Дмитриевич отправился в европейскую командировку.
В Швейцарии Ушинский должен был позабыть как об интригах Смольного, так и о неприятностях, нажитых в «Журнале Министерства народного просвещения». И всё-таки интрига клеветников нанесла педагогу болезненную рану. Здоровье Ушинского пошатнулось, а воспоминания о невоплощённых планах работы в Смольном наложили тень на всю последующую жизнь Константина Дмитриевича.
Несмотря на доносы, в Министерстве народного просвещения Ушинского ценили. Новый министр А.В.Головин предложил Ушинскому возглавить «Журнал министерства народного просвещения», предоставив педагогу карт-бланш для любых нововведений. Журнал должен был сыграть свою роль в подготовке и осуществлении образовательной реформы. Ещё сохраняя полномочия инспектора Смольного института, Ушинский возглавил министерский журнал в середине 1860 года.
Заметим, что и в журнале, по существу, повторился сценарий сотрудничества Ушинского со Смольным институтом. Блестящая, энергичная работа педагога переустроила журнал. Но последовала аппаратная интрига — и Ушинский был вынужден оставить свой пост. И в то же время, труд педагога не пропал даром. И Смольный институт, и «Журнал Министерства народного просвещения» преображены Ушинским.
Его называют православным мыслителем, и здесь нет преувеличения. «Я желал бы, чтобы все люди были религиозны», — говорил Ушинский. В конце 1860-х эти за эти слова можно было заработать репутацию белой вороны… Свою школу, свою педагогическую антропологию он не представлял отделённой от Церкви. «Все, чем человек, как человек, может и должен быть, выражено вполне в Божественном учении, и воспитанию остается только прежде всего и в основу всего вкоренить истины христианства».
Как совместить церковность и светское образование? Эта проблема сегодня стоит остро, а 150 лет назад, когда ощущался кризис чисто церковной школы, ситуация была ещё конфликтнее. Многие коллеги Ушинского были уверены: значение Церкви неминуемо снизится, а из школы православную основу и вовсе следует изгнать. Эти планы нечасто звучали открыто, но их подразумевали.
А Константин Дмитриевич пронизывал свою программу постулатами Писания. «Источник живой воды — Евангелие. Если эта вода питает корни (души), она будет давать цветы и плоды (нравственности)», — пишет он учителям. Они (в большинстве) постарались пропустить эту идею мимо ушей, посчитали её второстепенной, политесной. Но для Ушинского слова о Евангелии не были проходной «данью традиции».
Ушинский осторожно пытался одёрнуть критиков и скептиков: «Знаем, что для многих наша народная религия как необходимый элемент воспитания кажется требованием излишним и стеснительным. Тем не менее, считая своей святой обязанностью в таком великом деле, как народное воспитание, выражать свои глубочайшие убеждения, мы скажем, что уже по одной народности этой религии… всякий, кто не хочет показать, что не любит и не уважает русского народа, должен если не с любовью, то, по крайней мере, с глубочайшим уважением прикасаться к тем (религиозным) убеждениям, которые для русского народа святы и дороги и с которыми неразрывно срослось все лучшее, что есть в его природе».
Увы, уже в конце XIX века, несмотря на крепкий консерватизм Министерства просвещения и Синода, массовая школа стала лабораторией революции, в которой воспитывалась секуляризация сознания. Воспитывалась безрелигиозность — вкупе с ненавистью к самодержавию. И система государственного управления, существовавшая в России, и Церковь объявили отжившими институциями. Учителя клялись именем Ушинского, но не прислушивались к его проповедям…
Завтра дети пойдут в школу. С утра мы услышим весёлый гомон во дворах. И, надеюсь, вспомним советы Ушинского и стихи Модзалевского. Петушок пропел давно!