«Камень, который отвергли строители, сделался главою угла» (Марк 12, 10)

Введение

Имя Константина Дмитриевича Ушинского единогласно признаётся в наше время как имя крупнейшего гениального педагога, идеями и опытом которого и по сей день широко пользуются во всех областях воспитания и обучения.

И действительно, кто так хорошо, как Ушинский, разработал вопросы дидактики и методику первоначального обучения; кто так тонко и разносторонне осветил важнейшие вопросы воспитания; кто так глубоко понял значение родного языка, кто дал такие продуманные пособия и руководства для начальной школы, сочетав наглядное обучение с развитием логического мышления?

Труды К. Д. Ушинского — подлинная педагогическая энциклопедия, которая не утратила своей актуальности и в наши дни, и эти труды, как и прежде, являются настольной книгой для учителя, методиста и психолога.

Очень многое в его мыслях и практических указаниях остаётся непревзойдённым, а во многом, как это сознают и сейчас наиболее вдумчивые из теоретиков и практиков педагогики, мы значительно отстали, во многом нам далеко ещё до Ушинского.

Мы имеем академию имени Ушинского, ряд педагогических учебных заведений его имени, есть библиотека имени Ушинского, премия имени Ушинского. Ни одна работа в области педагогики и педагогической психологии не обходится без ссылки на Ушинского. Казалось бы, настало время, когда идеи великого педагога найдут достойных преемников, а посеянное им семя на ниве народного просвещения принесёт обильные плоды. Однако, это далеко не так. Подлинного прогресса в деле воспитания и обучения у нас нет.

Школа наша и теперь болеет многими из тех болезней, от которых Ушинский стремился исцелить и предостеречь современную ему школу. Наши учебники для начальной школы во многом уступают учебникам, составленным Ушинским. Практика воспитательной работы в наших детских учреждениях нередко оказывается беспомощной. Педагогическая пресса, которой Ушинский придавал такое большое значение, суха, схематична и малосодержательна.

Отчего же дерево, посаженное педагогом и мыслителем, отдавшим всю свою жизнь великому делу воспитания человека, оказалось бесплодным именно в то время, когда даны все внешние условия для его расцвета? В чём искать причины? Не в том ли, что сорвав плоды с живого дерева творческой мысли Ушинского, наши современники обрубили его корни и бросили их, как ненужные? Дерево засохло и не даёт больше плодов.

В данной работе мы хотели сделать попытку разобраться в этом вопросе. В чём сущность, в чём правда учения Ушинского? Какая мысль лежит в основе его педагогической системы? Почему оно оказалось столь плодотворным не только для той эпохи, в которую он жил, но и для ряда последующих?

<...>

1. Философские вопросы воспитания: сущность и задачи воспитания

Как понимал Ушинский сущность и задачи педагогики? Какова центральная идея, которая является связующей нитью всех его мыслей и побуждений?

Вопрос о задачах воспитания не ограничивается для Ушинского вопросом о приспособлении молодого поколения к участию в жизни данного общества на определённом этапе его исторического развития, как это делается в наше время. Для Ушинского этот вопрос совпадает с вопросом о назначении человека. «Воспитание, — говорит Ушинский, — величайший вопрос человеческого духа. Педагогика — первое и высшее из искусств, потому что она стремится к выражению совершенства не на полотне, не в мраморе, а в самой природе человека».

Ушинский имеет в виду не абстрактное совершенствование, не неопределённое и всегда относительное понятие прогресса, который сам по себе без истинной цели и руководства ведёт лишь к погибели человека. Ушинский решительно предостерегает от такого понимания. «Из стремления к совершенству, — говорит он, — вырастают и величайшие добродетели, и величайшие пороки. Новые поколения появляются на свет Божий, растут, требуют от нас воспитания, а воспитание требует определённого направления, цели, убеждений».

Каким путём вести человека к совершенствованию? Ушинский отвечает на этот вопрос со свойственной ему ясностью и определённостью: «Только христианство может вести человека по этой великой и опасной дороге, указывая на живой идеал совершенства — Христа». «Для нас, — говорит Ушинский, — нехристианская педагогика — вещь немыслимая, предприятие без побуждений позади и без результатов впереди. Всё, чем человек как человек может и должен быть, выражено вполне в божественном учении, и воспитанию остаётся только прежде всего и в основу всего положить вечные истины христианства. Оно служит источником всякого света и всякой истины и указывает высшую цель всякому воспитанию. Это неугасимый светоч, идущий вечно, как огненный столб в пустыне — впереди человека и народов».

2. Философские вопросы воспитания: природа души

Ушинский глубоко изучил как современные ему философские системы, так и историю философии. Однако он не оставался учеником или подражателем. Во всех своих философских сочинениях Ушинский самостоятельно ставил и разрешал важнейшие философские вопросы.

В решении вопроса о первичности материи или сознания он не становится ни на сторону идеализма, ни на сторону материализма. «Спор между идеалистами и материалистами, — говорит Ушинский, — идёт о том, что для обеих сторон одинаково неизвестно, потому что, если трудно сказать, что такое дух, то ещё труднее сказать, что такое материя в существе своём. Зачем же с обеих сторон не сознаться откровенно в недоступности первых начал?»

В то же время, если материя как субстанция есть гипотеза, то сознание есть факт, от которого отправляются все другие наши знания о каких бы то ни было предметах. Слово «душа» образовалось раньше слова «сознание», но несомненно, что человек употреблял слово «я» ещё прежде, чем изобрёл слово «душа». И если научная психология по необходимости останется в пределах дуализма, то воспитание как важнейшая из всех отраслей практической деятельности человека имеет дело с его душой в её сущности. Воспитание имеет своим непосредственным предметом образование души. «Душа человека, — говорит Ушинский, — божественна по своей природе, она принадлежит вечности». «Море, небо, звёзды говорят о бесконечной мудрости, бесконечном могуществе и тем удовлетворяют высшему духовному стремлению. Что заставляет человека любоваться могуществом, силой, мудростью? Это врождённое свойство души человеческой, печать той мастерской, из которой вышла душа, и если эта печать и легла на кусок материи, то на печати начертано слово “Бог”».

Божественная природа души проявляется во всех формах духовной жизни человека, в том числе в свойственном ей стремлении к совершенству нравственному и эстетическому.

Жизнь души состоит в деятельности. Если материя инертна и стремится сохранить состояние покоя (закон инерции), то душа, напротив, стремится к деятельности; бездеятельность означает смерть души. Поэтому восточные учения о душе, которые видят идеал душевной жизни в бездеятельности, противоречат действительности, противоречат основному закону психологии человека. Только в христианстве находит Ушинский истинное понимание свойств и путей души человеческой. Евангелие ставит перед человеком определённую цель: «Будьте совершенны, как Отец ваш Небесный совершен». Присущее душе человеческой стремление к деятельности есть в то же время и стремление к совершенствованию. Подвергнув внимательному изучению различные учения о душе, Ушинский говорит: «Такого глубокого понимания души и её коренных свойств мы не встречаем нигде: ни в философско-религиозных системах Востока, ни в философских системах дохристианского Запада».

В словах Спасителя «Приидите и научитесь от Меня и найдёте покой душам вашим» слово «покой» не означает бездеятельность. «Покой», который обещает Христос, Ушинский понимает как осуществление нравственной жизни. «Прийти ко Христу и научиться от Него не значит ли, — пишет Ушинский, — принять на себя деятельность, пренебрегающую не только наслаждением, но и величайшими страданиями?» Понимая деятельность как закон жизни души, Ушинский очень близко подходит к учению святых отцов о «делании духовном».

Это понятие по существу является ведущим во всём учении Ушинского о воспитании как в общем понимании путей нравственного воспитания, так и в отдельных конкретных указаниях по вопросам руководства ребёнком в процессе его развития.

Внимательно присматриваясь к различным сторонам учения Ушинского о воспитании, мы видим, что одна особенность наиболее ярко характеризует это учение и делает его столь жизненным и плодотворным. Он «строит на камне». Его основной труд не случайно носит название «Педагогическая антропология». Всесторонне изучая человека в его сущности и в его проявлениях, он на основе этого изучения воздвигает величественное здание своей педагогической системы.

«Величие Ушинского, — пишет один из современных нам исследователей, — состоит в том, что он умел уловить проблемы, в разрешении которых нуждалась современная ему школа, и показать, что, как и почему надо делать».

Глубокая жизненность, реалистичность характерны для всего учения Ушинского. Понимание им отношения между теорией и практикой соответствует тому пониманию, какое мы находим у святых отцов: «Ведение недеятельное ни в чём не разнится от мечтательной фантазии, не имея подтверждения в действительности, а деятельность неосмысленная — то же, что идол, не имея одушевляющего её ведения» (Добротолюбие, том III).

Отделение теории от практики было для Ушинского нравственно невозможным. И вся педагогическая система Ушинского, в которой сознательность выделяется как основной дидактический принцип, направлена на то, чтобы пробудить в ребёнке потребность в осмысленной деятельности, которая является в одно и то же время и целью, и методом воспитания и обучения.

Нет ни одной идеи, ни одного теоретического положения в системе Ушинского, которые бы не находили своего применения и оправдания на практике, хотя в ней полностью отсутствуют как элементы утилитаризма и прагматизма, так и игра отвлечённостями и схоластика. Наука стремится только к истине, а истина всегда полезна. И в воспитании, как и в науке, Ушинский не терпит никакой предвзятости, лжи или фальши. Он больше всего протестует против каких бы то ни было подделок в области духовной жизни. Этот протест красной нитью проходит через всё его учение о нравственном и религиозном воспитании.

Ушинский ни в какой степени не отрицает объективности внешнего мира, его независимости от сознания человека (утверждение, которое в настоящее время по какому-то недоразумению считается прерогативой одних только материалистов). Он не сомневается в том, что причиной ощущений является внешний мир, действующий на нас через посредство внешних чувств.

Душа человека подчиняется тем же законам, что и внешняя природа, но форма бытия уже иная. «Обращаясь к душе человеческой, — говорит Ушинский, — мы находим в ней те же законы, которые вложил Творец во всё своё создание, только находим их в живой нерукотворной форме живого духа, бессмертной уже и потому, что она составляет одно с ним содержание. Но этот живой бессмертный дух как самостоятельное, свободное и живое существо соединяется в нас с материей, со всеми бесчисленными её законами».

Душа существует как индивидуальность. «Христианство ставит индивидуальную душу выше всего мира», — говорит Ушинский. Он напоминает читателю слова блаженного Августина: «Есть только один предмет выше души человеческой — это её Создатель».

Индивидуальный строй души развивается постепенно.

Душа не только испытывает все ощущения, идущие от внешнего мира, — она перерабатывает и организует их. Постепенно все душевные движения объединяются и приобретают индивидуальный отпечаток.

В чувствах выражается субъективное отношение души к ощущениям. В памяти сохраняются не только следы представлений, но и следы тех чувств, с которыми они были восприняты душой. Каждое звено, которое вплетается в сеть представлений, вызывает у человека особые душевные чувства, которые могут достигать такой степени индивидуальности, что один человек не может вполне передать другому то, что он чувствует.

Чувства наши, как и мысли, могут противоречить друг другу. Каждому знакома борьба между различными чувствами в одной и той же душе.

Совокупность выработанных жизнью желаний, наклонностей, чувств и страстей и составляет то, что мы называем строем души.

Содействовать образованию в душе ребёнка того коренного строя, который достоин человека, — величайшая задача воспитания и воспитателя.

3. Философские вопросы воспитания: проблема свободы воли и её отношение к воспитанию

Необходимой философской предпосылкой возможности воспитания является, согласно учению Ушинского, признание свободы воли. Это признание основывается на внутреннем опыте, на самом факте наличия духовной жизни у человека. «Как существо, обладающее способностью к духовной жизни, — пишет Ушинский, — человек свободен».

«Свободы воли нет у Бэкона, нет у Спинозы, нет у Гегеля, но есть она в душе». Свобода воли для Ушинского — психологический факт, без которого нельзя понять душевную жизнь человека.

«Неужели, — спрашивает Ушинский, — сам человек не принимает никакого участия в образовании собственного характера?» «К такому безотрадному и унизительному выводу должна прийти всякая психология, отвергающая свободу воли в человеке».

<...>

Отвергнув реальность души, её духовную природу, отвергнув свободу воли, — материалисты навсегда утратили ключ к разрешению вопросов воспитания человека. Там, где душа понимается как «моральный облик человека», а личность как «совокупность общественных отношений», учение о воспитании превращается в бесполезную схоластику. Недаром все наши научно-исследовательские институты гонятся за «нравственным воспитанием» как за синей птицей, которая неизбежно становится чёрной от одного их прикосновения.

«Христианство, — говорит Ушинский, — внесло в человечество великий и животворящий принцип личной свободы. Над человеком не тяготеет неотразимая судьба древнего мира, перенесённая учением материалистов с мифологического неба в законы материи».

4. Философские вопросы воспитания: понятие свободы и его значение для воспитания

Понятие свободы имеет очень большое значение для всех областей социальной жизни человека. Трактовка этого вопроса является одним из основных моментов, характеризующих ту или иную педагогическую систему. Однако слово «свобода» может иметь различное значение.

Понятие свободы предполагает признание ценности и прав человеческой личности. Такое понимание свободы подразумевает и равенство людей. Исторически эти понятия принесены христианством. В дохристианском мире существовали отдельно понятие «человека» и понятие «лица». «Христианская религия, — говорит Ушинский, — навеки слила эти понятия».

В Риме независимость была связана с понятием гражданина, в мире же христианском достаточно быть человеком, чтобы иметь право требовать признания своей личности. Произведя огромный переворот во взглядах на человека, христианство самую личность человека, его душу сделало целью всей истории человечества. Христианский взгляд на человека исключает возможность насилия над человеком, угнетения человека. «Раб может, оставаясь рабом, быть христианином, — говорит Ушинский, — но истинный христианин не может быть владельцем рабов».

Однако признание величайшей ценности человеческой личности не есть индивидуализм. Индивидуализм чужд христианской религии, цель которой не разъединение, а соединение «да вси едино будут».

«Без развития человек не будет человеком, — говорит Ушинский, — но лишь тем, что могло бы быть человеком, тем, чем был человек, пока Господь не вдохнул в него вечно развивающейся жизни».

Но развитие вне общества невозможно, а, следовательно, вне общества невозможно и исполнение закона Божьего человеком. «Мог ли бы человек, — говорит он, — живя уединённо, преследуя только свои личные интересы, выполнить закон, который завещала ему Божественная Любовь — быть подобным Творцу нашему?»

Подлинное духовное развитие без свободы невозможно. Врождённое стремление к свободе следует отличать от склонности к своеволию или произволу. «Спаситель Своею Кровью освободил каждого христианина, — говорит Ушинский, — и христианская свобода состоит не в рабском подчинении необузданным страстям, но в ограничении себя законами религии, нравственности и разума».

Христианская свобода основана на познании истины и подчинении себя ей. «Познайте Истину и Истина сделает вас свободными». Отсюда задача воспитания — оберегая врождённое стремление ребёнка к свободе развития своей личности, вести его к высшей свободе, которая заключается в добровольном подчинении себя Истине.

5. Философские вопросы воспитания: знание и вера

Всестороннее рассмотрение вопроса об отношении между верой и знанием занимает большое место в учении Ушинского. Этот вопрос имеет исключительно важное значение для мировоззрения, а, следовательно, и для разработки основ воспитания и обучения.

С какими тенденциями пришлось столкнуться Ушинскому среди своих современников? С одной стороны, материалисты, основываясь на успехах естественных наук, пытались показать, что существуют непримиримые противоречия между верой и знанием, что религия является чем-то отжившим, несостоятельным по сравнению с «новым» научным мировоззрением.

С другой стороны, представители официальной церкви, выступая против материализма, видели причину его распространения в изучении естественных наук и требовали запрещения преподавания естествознания в школах и усиления изучения классической древности. «Думая предохранить своих питомцев от материализма, — говорит Ушинский, — их напичкивают грубейшими материалистическими понятиями древних».

Смелый и самобытный мыслитель, никогда не искавший ничего, кроме правды, Ушинский выступил против материалистов на защиту вечных истин религии и, одновременно, против официальных гонителей просвещения на защиту естественных наук.

а) Защита естественных наук Ушинским:

«Многие боятся естествознания как проводника материалистических убеждений, — писал Ушинский, — но это лишь слабодушное недоверие к истине и её Источнику — Творцу природы и души человеческой. Истина не может быть вредна — это одно из самых святых убеждений человека, и воспитатель, в котором поколебались эти убеждения, должен оставить дело воспитания — он его недостоин». В настоящее время мы часто можем наблюдать «боязнь истины» у материалистов, которые признают вредным всё, не укладывающееся в предложенную ими схему.

«Пусть воспитатель, — говорит Ушинский, — заботится только о том, чтобы не давать детям ничего, кроме истины. Пусть смело вводит воспитанника в действительные факты жизни души и природы, нигде не прикрывая незнания ложными мостами, — он может быть уверен, что знания, какими они являются в фактах, а не в совпадениях самолюбивых теоретиков, не извратят нравственности воспитанника и не поколеблют в нём благоговения к Творцу вселенной. Мы думаем, что воспитание не выполнит своей нравственной обязанности, если не очистит сокровищ, добытых естествознанием, от всей ложной шелухи, остатков процесса их добывания, и не внесёт этих сокровищ в массу общих знаний каждого человека, имеющего счастье употребить свою молодость на приобретение знаний. Материалистические гипотезы и утверждения могут смутить только того, кто никогда не брался всерьёз за изучение естественных наук».

Именно в недостатке серьёзного естественно-научного образования видит Ушинский причину того, что многие невежественные или полуобразованные люди так легко попадают на удочку глашатаев материализма. «Молодого человека, голова которого с детства не привыкла работать над предметами и явлениями природы, смотрит на них как на что-то новое, таинственное и ждёт от них гораздо более того, что они могут дать. Приучайте с детства обращаться с идеями естествознания, и они потеряют своё вредное действие. Школа должна внести в жизнь основные знания, добытые естественными науками, и тогда основные законы явлений природы улягутся в уме человека вместе со всеми прочими законами, тогда как по новости своей они сулят удовлетворение тем духовным требованиям, которых они удовлетворить не могут... Естественные науки дают многостороннее развитие всем духовным способностям, сближая человека с природой, они дают мысли движения к высшим философским выводам, развивая глубокое чувство красоты и наполняя религиозным благоговением».

б) Наука укрепляет веру:

«В каждом явлении как внешней природы, так и душевной жизни мы непременно встречаемся с бесконечностью, потому что она везде и во всём». «Наука укрепляет веру потому, что увеличение познания творений ведёт к возрастающему прославлению Творца».

Эти высказывания Ушинского невольно приводят на память слова основателя современного естествознания Роджера Бэкона: недостаточность знания, полуобразованность уводят от Бога, настоящая большая наука приводит к Богу.

Вспоминаются также слова Ломоносова, написанные под впечатлением изучения астрономии, и его размышления о бесконечности вселенной:

«Скажите ж, сколь пространен свет

И что малейших дале звёзд?

Неведом тварей нам конец,

Скажите ж: сколь велик Творец!»

Современные нам материалисты утверждают, что признание существования объективных законов природы и общества служит обоснованием материализма. Но объективность этих законов, их независимость от сознания и воли человека говорит о другом. Учёный исследователь, изучая ту или иную область явлений реального мира, действительно непрерывно наталкивается на наличие объективных законов, иными словами, на разумность всего существующего.

«Рассматривая каждое явление природы, — говорит Ушинский — мы находим в нём всегда две стороны: идею, закон, по которому явление происходит, и субстрат — материал, в котором он проявляется. Если науке удастся разложить этот материал на несколько составных элементов, то каждый из этих элементов снова представляется нам явлением, имеющим свой закон и свой материал, и так далее, в бесконечность — в бесконечную глубину создания Божьего.

Обращаясь к изучению самого пути, по которому мы шли к постепенному раскрытию законов природы и истории, мы открываем, что в этой системе опять есть строгие законы.

Везде, куда бы мы ни обращались, везде, куда только могла проникнуть пытливость наша, мы нигде, ни в одном творении Божьем не находили отсутствия мысли, отсутствия идеи, отсутствие закона. Рассматривая микроскопическое животное и изучая законы движения светил небесных, заглядывая в дух человека и разлагая камень, вынесенный водой или выброшенный огнём из недр земли, проникая в седой мрак времён давно протекших, спускаясь в глубину морей, науки везде, хотя в разных выражениях, повторяют радостное восклицание царя-псалмопевца: «Камо пойду от Духа Твоего и от Лица Твоего камо бежу?!» (Псал. 138)»

в) Наука предполагает веру:

«Для непредубеждённого человека, — говорит Ушинский, — должно быть ясно, что без веры наука существовать не может». Принцип опытной науки — вера в разумность мира, в «объективные законы», которые принимаются даже сторонниками диалектического материализма. Всякое рассуждение первоначально покоится на вере, и допущение этой первоначальной веры есть необходимое условие познания. Весь процесс математических доказательств состоит в том, чтобы привести самое сложное умозаключение к простой аксиоме, то есть к такому положению, истина которого очевидна и которое не только не нужно, но и нельзя доказывать. «Вера, — говорит Ушинский, — ингредиент науки. Вера движет науку. Знание всегда предполагает незнание и граничит с ним. Наука сделала много, но бедна та наука, которая хочет закрыть от нас священную бездну бесконечности незнания, бездну, по которой знание плавает только по поверхности и которую мы никогда не исчерпаем. Несмотря на всю нашу науку, мир остаётся чем-то неисповедимым, полным чудес для всякого, кто о нём думает».

В отношении между верою и знанием есть ещё один психологически очень важный момент.

Познавательный процесс включает в себя момент сомненья: «Во всём следует усомниться» Декарта остаётся в силе для всех областей научного знания. Но декартовское сомнение не граничит со скептицизмом. Скептицизм разрушает науку, делает её невозможной. Поэтому Ушинский ставит перед педагогом задачу — воспитать сомнение в человеке, не поколебав в нём уверенность.

Заметим кстати, что сам Декарт позволяет себе сомневаться во всём, кроме бытия Божьего и реальности своей душевной жизни. Cogito ergo sum («Я мыслю, следовательно, я существую»).

Психологически наука не может обойтись без веры. Скептик, который бы ни во что не верил, оказался бы в невозможности построить науку.

г) Антиномии рассудочного познания:

Для того чтобы уяснить место веры и знания в жизни человека, Ушинский обращается к анализу процесса познания. Попытаемся вкратце изложить ход его мыслей.

Процесс познания реальной действительности есть не что иное как рассудочный процесс отвлечения понятий, образования из понятий суждения и из суждений понятия. В состав науки входят понятия, очищенные от случайных признаков предмета, причём понятия меньшего объёма подводятся под понятия большего объёма.

Рассудочный процесс у человека не останавливается на первых ступенях развития, как это есть у животных, но стремится идти всё дальше и дальше. На своём пути рассудок человека неизбежно встречает противоречия, которые он тщетно стремится удалить или примирить.

Удалить противоречия не всегда во власти человека, а примирение часто бывает кажущимся и временным и остаётся лишь до тех пор, пока человек не откроет противоречий в собственных своих примирениях.

На этой особенности рассудочного процесса в человеческом сознании основывается диалектический метод, существовавший ещё во времена Сократа и поставленный на первое место в философии Гегелем.

«Можно отвергать выводы Гегеля, — говорит Ушинский, — но самого метода мы отвергнуть не можем, потому что он соответствует особенностям сознания человека».

Мыслитель-диалектик, исследуя какое-либо понятие, открывает его противоречивость, примиряет эти противоречия в высшем понятии, которое в свою очередь при анализе распадается на противоречивые понятия. Примерами таких антиномий рассудка могут служить противоречия причинности и свободы, монизма и дуализма, явления и субстанции и т. п.

Для того чтобы объяснить происхождение и смысл этих антиномий, Ушинский обращается к вопросу об основных особенностях человека.

«Три основные элемента составляют человеческое существо, — говорит Ушинский в своей «Педагогической антропологии», — тело, душа и дух».

«Дух переделывает на свой лад животный организм человека». Духовные особенности человека вносят серьёзные изменения в его физиологию, так что только внимательный анализ может открыть в процессах человеческого организма сходство с тем же процессами, совершающимися в животных. Глубокий знаток теории Дарвина, Ушинский утверждает, что развитие приспособлений человека, в отличие от животного, идёт совсем иным путём — не по линии только органической наследственности, но исторической преемственности.

Ход приспособления к условиям жизни принял у человека совершенно новое направление, чуждое другим организмам земного шара. Только человек может пренебрегать своими органическими стремлениями. В человека есть особая, чуждая всему остальному миру точка опоры. Только у человека возникает антагонизм и к самой борьбе за существование.

То же и в области психологии. Рассудочный процесс сознания соответствует животной природе человека. Но деятельность души питается потребностями духовными. Именно они возбуждают беспрестанную деятельность души и вносят противоречия рассудочной деятельности. Против вечного движения вперёд и вперёд к неведомой цели возмущается животная природа человека.

К чему стремится примирение непримиряющихся противоречий и вечное нахождение новых? Цель этого процесса вне человеческой жизни и вне человеческого сознания. Рассудок часто отказывается следовать за таинственными указаниями духа, который не щадит ни нашего самолюбия, ни нашей нетерпеливости, и это нередко заставляет человека отказаться от дальнейшего движения.

*По существу то же имеет в виду современное нам учение физиологии о регулирующей роли второй сигнальной системы.

Рассудок хочет привести весь материал рассудочного процесса в полную ясность, выбросить всё противоречащее и, вследствие того, необъяснимое, расстаться, наконец, с мучительными вечными противоречиями и сомнениями (именно это делают современные нам материалисты).

«Что же выходит из такой решимости? — спрашивает Ушинский. — Временные всеобъемлющие теории, которые в данный момент, кажется, удовлетворяют всех, в следующий же рушатся, оставляя пустоту в душе, которую человек спешит заполнить новой теорией. Подобные теории: или создания ограниченного ума, который не видит противоречий, или неограниченного самолюбия, которое не хочет их видеть. Сущность рассудочного процесса в уничтожении противоречий. Разум сознаёт эти противоречия и видит их неизбежность».

«Но жизнь идёт всё вперёд, колебаемая, но не сбиваемая с пути временными увлечениями рассудка. Наука руководится рассудком, но жизнь руководится разумом. Наука только средство, но не цель жизни. Стремясь к неведомой цели и именно потому, что оно стремится к этой неведомой цели, и настолько, насколько оно стремится к ней, человечество достигает по пути множества временных целей: наука идёт вперёд, материальный и общественный быт совершенствуется».

Вера, которая ведёт человечество к неведомой цели, делает возможным и прогресс рассудочного познания, и достижение других побочных целей нашего временного существования.

В этом процессе раскрывается, как указывает Ушинский, и глубокий смысл евангельского изречения: «Ищите прежде всего Царствия Божия, и всё остальное приложится вам».

Изречение это относится не только к апостолам. Оно может быть отнесено как к каждому отдельному человеку, так и ко всему человечеству в его историческом развитии.

Источник: Вестник русского христианского движения. — 1979. — III. — № 129