Любая оценка — сравнение. Сравнивать в данном конкретном случае правомерно лишь собственный опыт, поэтому начну со своей учёбы.
Я поступил в Нижегородский (Горьковский) педагогический институт в 1990 году из сельской школы. Профессоров, доцентов, кандидатов и иже с ними видел только в кино и от этого испытывал к ним изначальное уважение, как к персонажам былинного эпоса. На практике, кстати, это впечатление, в целом, сохранилось. Поступал я осознанно, шёл на экзамен с гордо поднятой головой и искренне думал (первый и единственный раз в жизни), что «всё знаю». Кто такие репетиторы, я не знал.
Учился с удовольствием. Пусть кто-то не поверит, но КАЖДЫЙ день в вузе я принимал как радость. Радость не только учёбы, но и общения с преподавателями, с друзьями, с интересными людьми. Да, можно сказать, что мы были большой семьёй, а наш Истфак — общим домом. Конечно, нельзя идеализировать прошлое только потому, что оно пришлось на пору твоей юности и лично тебе нравится. Так я и не идеализирую. Студенты (как и во все времена) были разные: кому учёба, кому КВН, кому вообще профком... Но у нас сложился определённый костяк, в котором каждый мотивировал другого своими успехами в учёбе. Отставать не хотелось.
Пару слов об информационном обеспечении: только книги и библиотека. Да и там не всегда и не всё можно было отыскать. Хорошо помню, как по воскресеньям в Ленинской библиотеке первокурсники читали «Повесть временных лет»... впятером, потому что на руки один экземпляр, а нас... !
Курсовые, дипломные да и вообще все творческие работы мы писали сами (нерадивые — переписывали с учебников, что тоже по нынешним временам — огромный труд). Помню ощущение свободы, которое исходило от преподавателей в плане выбора методов и форм обучения. С Радиславом Вячеславовичем мы почти целый семестр изучали «Русскую правду», а с Валерием Витальевичем — Маркса, не гонясь за учебными планами, а до тех пор, пока не поймём. Уже тогда я ощутил великую силу творческого отношения к делу — надо мыслить, и результат придёт. Не зубрить, а думать — вот основа интеллектуальной работы!
На первом курсе я впервые увидел тест по истории. Он был в юмористическом журнале в разделе с анекдотами:
«Вопрос: восстание Спартака было:
— в 74 году до нашей эры;
— в 74 году нашей эры;
— в 1974 году;
— пока ещё не было».
Я от души посмеялся. Ещё друзьям рассказывал. Так мы смеялись, только увидев «Происхождение семьи, частной собственности и государства» Энгельса в комиксах.
А на четвёртом курсе преподаватель Борис Иванович принёс на семинар какую-то книжку и сказал: «А вот давайте мы вас проверим». Это были тесты по истории. Минут десять мы «проверялись», отдали должное этому методу и стали работать дальше. Отнеслись мы к этим тестам как к некоему несерьёзному и, главное, бесполезному занятию, абсолютно не нужному профессиональному историку...
Вот с такими «установками» и чувством огромной благодарности вузу за путёвку в жизнь в 1995 году я начал самостоятельную преподавательскую деятельность в городе Арзамасе, в педагогическом институте имени А. П. Гайдара.
Впервые я увидел учёбу в вузе с другой стороны. Но я всегда старался относиться к студентам с точки зрения тех критериев, которыми руководствовался сам. Может быть, это неправильно. Первое: учёбу ты выбрал сам (вероятно, не случайно), поэтому заставлять учиться — немыслимо! Отметки в журнале, родителей к завучу и тому подобное — всё это должно остаться в школе, только личная мотивация должна лежать в основе получения высшего образования. Второе: принцип постоянной недостаточности знания («Век живи — век учись»). Постоянный поиск нового — вот основа науки, основа удовлетворения интеллектуальной деятельностью.
Но уже тогда начали проявляться зародыши реформ. Помню двух первых платных студентов на истфиле — событие! Мы на них смотрели со смешанными чувствами — как это можно учиться за деньги. И главное — зачем? Вам-то это зачем? Я тогда не хотел мириться с мыслью, что учиться может быть «всё равно зачем».
В 1999 году я решил переехать в Нижний Новгород — после защиты кандидатской диссертации меня пригласили работать на истфак классического университета. Было очень много хорошего, был коллектив, кафедра, разработка новых курсов...
Сейчас не восстановлю, когда именно всё началось, но помню, что начиналось постепенно. Сначала изменили форму вступительного экзамена. Раньше экзамен был устным: ты сидишь вдвоём с коллегой и слушаешь абитуриента, он отвечает, ты задаёшь вопросы и наблюдаешь за его реакцией, оцениваешь — способен ли он учиться в твоём вузе, ведь не кому-нибудь, а тебе с ним работать. Потом ввели письменный экзамен — немного хуже, но тоже ничего; ты не видишь человека, но хотя бы анализируешь созданный им текст, а там и по почерку видно отношение к науке, которую он хочет изучать. Потом стали развиваться платные услуги. Подготовительные курсы. Дистанционное обучение.
Так постепенно изменился сам «кадровый» состав студентов: в некогда «узкий, ограниченный круг людей» стали попадать совсем случайные персонажи, что, несомненно, отражалось на отношении к делу. Коммерциализация и бюрократизация образования набирали обороты.
Все эти системные (именно системные) процессы не могли не отразиться на качестве самого студента. Я имею в виду его желание и способность к обучению. Могу констатировать за 23 года работы в вузе, что эти показатели резко снизились и стремятся к нулю.
Поясню. Необходимо учитывать, что за период «реформ» резко расширились возможности получения платного высшего образования. Чуть ли не все выпускники по разным причинам идут в вузы, что естественно «размывает», так сказать, целевую аудиторию. Ну не все способны к занятию наукой! При этом такого рода студенты создают критическую массу, в которой искренне желающие учиться теряются, чувствуют себя некомфортно и в итоге предпочитают «не высовываться». Это данность, которая создана историческими обстоятельствами. Не будем о них.
Но даже на фоне многих прочих серьёзных негативных факторов в последнее время резко выделяется один особенный: неумение студентов понимать слова. Да, именно так — понимать слова. Затруднения с восприятием хоть письменной, хоть устной речи возникают у 90 % студентов. А это пока коммуникационная основа образовательной деятельности. Соответственно — результат плачевен. На лекциях они записывают, как правило, не вникая в услышанное. На практических занятиях они распределяют вопросы, потом зачитывают их с листа, распечатанного на принтере, а значит, заранее скачали текст в интернете. Все попытки задать вопрос «по теме, но не точно так, как это сформулировано в учебнике» обречены на неуспех, как и просьбы пересказать прочитанное своими словами. Классические семинарские занятия, подразумевающие самостоятельную аналитическую работу с большим количеством информации, почти полностью потеряли актуальность. Если в ответ на вопрос поисковая система молчит, молчит и аудитория. На защите курсовых работ многие заучивают наизусть десятки страниц, не понимая, что написано в текстах. По большей части работы заказываются «специалистам» или попросту скачиваются в интернете, в лучшем случае — компонуются из нескольких чужих работ. Самое интересное, что большинство считает, что эта работа САМОСТОЯТЕЛЬНО ВЫПОЛНЕННАЯ (мы же сами скачивали, сами ставили свою фамилию на титульный лист, сами распечатывали).
Я понимал, что что-то не так. Это невозможно не понять, если тебе небезразлично то, чем ты занимаешься. В чём причина? Что в ответе за стабильно падающий уровень интеллектуального развития абитуриента, вчерашнего школьника, причём совершенно успешного по внешним критериям, часто медалиста. Негативное влияние информационной среды и гаджетов? Ценностных изменений? Изменений в социальной роли детей и их вовлечённости в реальную жизнь?
В итоге размышлений и наблюдений основной причиной такого положения я считаю неумение и нежелание читать. Читать п о н и м а я (никогда не думал, что это когда-то потребует акцентирования), а не озвучивая речевым аппаратом графические знаки, совершенно, категорически минуя этап осмысления.
Если понять, почему студенты («бывшие дети») не хотят читать, поймёшь, в чём причина кризиса отечественного образования. Тяга к чтению, к книжности, тёплое отношение к книге, как ни банально прозвучит, — это краеугольный камень интеллектуального становления личности!
Есть тренд — цифровизация. Это данность. Но меня как преподавателя это не устраивает. Я вижу, что нечитающий человек не способен быть тем, кем он является по диплому. И проблему эту в аудитории вуза не решить — поздно, как ни страшно это говорить. Закреплённое с самого детства, устойчивое, привычное, не вызывающее дискомфорта непонимание смыслов чаще всего необратимо.
***
Что нужно делать, чтобы привить ребёнку любовь к чтению? Или хотя бы не уничтожить зарождающуюся? Ответа я не знал. Хорошо, что не пришлось блуждать в потёмках, поскольку на пути нашей семьи встретилась Русская Классическая Школа.
Тут я должен покаяться и сказать, что во время учёбы на истфаке горьковского пединститута педагогика среди нас, историков, считалась «лженаукой», и сдавали мы её постольку-поскольку. По этой причине фамилию Ушинского я воспринимал лишь как «вопрос в билете». Теперь только, наблюдая за своими детьми, я понимаю, какое государственнообразующее значение имеет его педагогическое наследие!
Кто-то хочет спорить? Не стоит. Делайте свой выбор и учитесь чему угодно. Но если речь идёт об интересах общества, государства, нашего общего будущего (кому это интересно), то проблему формирования молодого интеллекта наиболее эффективно можно решить только с помощью методики, разработанной К. Д. Ушинским. Почему? Потому что его методика обучения осмысленному, самостоятельному, радостному чтению работает! А чтение лежит в основе всего дальнейшего обучения в течение всей жизни. Не научился читать и понимать в детстве — всё! Мировое интеллектуальное пространство можно считать закрытым. Вот он, простой, абсолютно прозрачный результат обучения: система К. Д. Ушинского в разработке Русской Классической Школы просто и доступно, без «таинственных пассов руками», без «секретных» техник, без «потом поймёте, зачем» учит детей любить читать. Что может быть важнее в образовании? Его концепция позволяет ребёнку в полной мере раскрыть заложенную природой тягу к познанию нового. Сама система поощряет и стимулирует познавательную деятельность детей, они видят в учителе не цензора и надзирателя, а мудрого собеседника, который уважает и направляет их ум.
Для меня не осталось сомнения, что сегодняшнее состояние студенчества — прямой результат отказа от принципов обучения, сформулированных когда-то К. Д. Ушинским. «Зри в корень», как говорил Козьма Прутков (так и слышу из аудитории — «Кто это?»). Причины отказа вскрыты в ряде работ историков и педагогов. Интересующиеся без труда отыщут необходимую информацию.
Тем же, кто уже в поиске конкретных методов решения проблемы, искренне рекомендую обратить внимание на бесценный (как я его понимаю) опыт великого русского педагога, незаслуженно забытый и так счастливо вновь обретённый благодаря заботе и стараниям основателей РКШ. Спасибо!