В рамках курса церковнославянского языка в РКШ уделяется серьёзное внимание не только смысловой стороне ЦСЯ, но и эстетической. Великое разнообразие оттенков лексики и словесного благозвучия, пышное словесное убранство, поэтическую образность, виртуозную стиховую орнаментику бережно донесли до нас древние книжники, переводившие тексты с греческого языка на церковнославянский и создававшие свои гимны по византийским образцам.

Отмечая единство богослужения и поэзии, русский поэт Г. Р. Державин утверждал:

«По той ли причине, что поэзия — язык богов, голос истины, пролиявшей свет на человеков, что все почти древние вожди и законодатели... были поэты и законы свои изрекали стихами... во всех народах и во всех веках принято было за правило, которое и поныне между прямо просвещенными мужами сохраняется, что советуют они в словесности всякаго рода проповедывать благочестие, или науки нравов. Особливо находят более к тому способною лирическую поэзию, в рассуждении ее краткости и союза с музыкою, чем удобнее она затверживается в памяти и, забавляя, так сказать, просвещает царства».

В нашем курсе церковнославянского языка ставится цель приобщить ребёнка к поэтике слова, научить воспринимать символизм и образность слова, его эстетический мир, риторические приёмы речи, поэтические формулы, параллелизм членов, видеть приёмы построения молитвословного стиха, поэтико-изобразительную роль форм церковнославянской грамматики.

В богослужебных текстах подразумевается некое стиховое членение, хоть оно и не зафиксировано графически: в церковных книгах все тексты записаны в одну строку — как проза. Сегодня человек предпочитает зрительное восприятие слуховому, графику — звучащему слову, поэтому непроизвольно наблюдается утрата чувства стиха в молитве.

«Наивный взгляд склонен рассматривать любой текст прежде всего прагматически, как носитель полезной информации. Отсюда — представление о первичной важности, большей содержательной значимости прозаической речи... перед поэзией. Мы всё больше утрачиваем навык к восприятию поэтической речи, не видя в ней пользы» (свящ. Алексий Агапов).

А между тем славянская гимнография обладает высочайшей стиховой организацией текста — многоуровневой композиционно-смысловой симметрией и тончайшей звуковой проработкой. Конечно же, речь идёт не о привычных нам строгих стихотворных формах, метрах и точных рифмах.

В церковнославянском языке отсутствует строгая рифма, но присутствуют рифмоподобные фонические цепочки, многоуровневые созвучия, аллитерации и ассонансы. Кроме сохранения ритма оригиналов, древние книжники при переводе с греческого языка стремились сохранить эвфонию — звуковую организацию молитв, основанную на повторяемости звуков. В рифме Г. Р. Державин видел одно из существенных отличий новой поэзии от древней, имевшей «больше свободы, больше излияния жара, когда гармония, на рифмах не запинаясь, течет беспрерывно, подобно быстрой реке, струя за струею. Но надобно к сему более природного дара, нежели искусства».

Для формирования восприятия ритмической организации молитв включены задания на их ритмическое членение. Для развития восприятия детьми звукового строя молитвословий вводятся задания на выявление в них рифмоподобных созвучий. Такая деятельность позволяет детям наглядно воспринять богослужебные тексты как поэтические произведения, обладающие гармонизированной структурой. В завершение дети перечитывают проанализированные тексты в «Часослове учебном», где молитвы записаны в одну строку. Но это чтение уже иное — чуткое к художественным смыслам и формам.

Подобная работа позволяет снять вопрос так называемой «понятности» церковнославянского языка, будоражащий сегодня православную общественность. Возникновение этой проблемы коренится в изменении мышления человека: от целостного, синкретического, символического, образного восприятия мира человек обратился к аналитическому. Эпоха христианского целостного мировосприятия, миросозерцания, миропонимания, миропостижения и миропредставления завершилась переходом к эпохе рационализма, в котором доминирует логическое начало и умозрительные конструкции. Мышление в образах, метафорах, в аналогиях, в сравнениях, через описание способа действия, через эпитеты сменилось мышлением, требующим обоснований и доказательств, логических операций. Если древние языки, несмотря на свой лаконизм, обладали богатством, экспрессией, внутренней глубиной, чрезвычайно высокой организацией, то современные языки при обилии лексического запаса уступают в семантическом плане древним языкам. Рационализм, «жизнь головой» рассматривают понимание как разновидность обладания (глаголы «понять», «взять» — однокоренные), что на сегодня равносильно потреблению. Такие подходы к языку ведут к его десакрализации и к разрушению художественного строя.

«Сохранить язык — это значит сохранить способность не только знать историю, но также и говорить со своей историей на одном языке… Сам ритм церковных гимнов изменится, когда будет изменён синтаксис древнего языка. Церковная гимнография — это особый вид священной поэзии, а поэзию адекватно перевести невозможно» (архим. Рафаил (Карелин)).

«Если попробовать исправить, “облегчить” молящемуся восприятие текстов, включающих эти образы, произойдёт непоправимое. Прежде всего утратится конкретно-корневое устроение церковнославянского слова, являющееся основой и движущим фактором... Незримые связи-нити на самых разных лексико-семантических уровнях будут разорваны. Порвётся самая ткань гимнографии, ведь не случайно святые поэты-гимнотворцы часто называли своё делание ткачеством» (Н. Е. Афанасьева).

Первым шагом к преодолению этой проблемы становится совершенно очевидное представление о том, что переложение на русский язык «непонятных» слов и выражений ведёт к разрушению поэтического строя молитвы и снижению её высокого стиля.

Кроме того, снимается вопрос о допустимости молитвы своими словами. Дети начинают понимать, что такая молитва хоть и приносит большое утешение самой молящейся душе, но может быть неправильной, несовершенной, гордой или тщеславной. Духовная жизнь человека может быть примитивна и неглубока, мысли нечисты и предосудительны. Посему следует доверять святым Отцам, которые своими молитвословиями учат нас общаться с Богом, напитывая ум и сердце Богомыслием.

Дабы избежать формального, буквального понимания, ведущего к десакрализации священного слова, мы стремились не низводить церковнославянский язык до понимания его на русском, а возводить детей от русского обиходного к целостному восприятию церковнославянского. Основной методический приём — это поиск в тексте церковнославянского слова, выражения, соответствующего русскому. С накоплением опыта овладения церковнославянским языком следует обращение к памяти ребёнка. В диалогах с детьми часто используются высказывания и вопросы, включающие церковнославянские слова и выражения, не переложенные на русский, что позволяет сохранить подлинные смыслы и способствовать приобщению к ним.

Предлагаем вам конспект двух уроков по 50 псалму, органично сочетающих наблюдения над богословскими смыслами, над тонкостями лирической молитвословной поэзии и над грамматикой и орфографией церковнославянского языка. Тем самым мы достигаем единства восприятия духа, «души» и «тела» языка Богообщения. 

Аудиозапись «Что ты спишь, восстань, душе моя», рекомендуемая к прослушиванию после изучения псалма: