Об элементарных детских учебниках, обслуживавших нужды русского просвещения в XVI–XVII вв., современным исследователям приходится судить по очень неполным данным, так как эти книги подвергались наиболее быстрому изнашиванию и бесследно исчезали из поля зрения следующих поколений. Тем больший научный интерес представляет недавно обнаруженное учебное пособие, напечатанное Иваном Фёдоровым в 1574 г. во Львове. Этот наиболее ранний среди всех дошедших до нас рукописных и старопечатных учебников русской грамоты долгое время не изучался, так как его единственный известный экземпляр (ныне хранящийся в США, в библиотеке Гарвардского колледжа) до сравнительно недавнего времени составлял собственность частных зарубежных коллекционеров. С 1954 г. советские исследователи располагают полной фоторепродукцией книги, которая привлекла большое внимание нашей науки и общественности. За истекшие годы вокруг новооткрытого издания Ивана Фёдорова успела уже накопиться сравнительно большая литература.

В данном исследовании, построенном главным образом на текстологическом анализе, мы попытаемся выявить характер соотношения рассматриваемой книги с некоторыми рукописными и первопечатными памятниками, которые могли послужить для неё источниками. Попутно остановимся также на тех методических особенностях учебного пособия, которые ещё не получили достаточного освещения в литературе.

Предыдущими исследователями был поднят вопрос о видовом названии рассматриваемого учебника, поскольку книга не имеет никакого заглавия. После недолгих колебаний, имевших место в советской литературе, за новооткрытым изданием Ивана Фёдорова закрепилось название букваря. Однако название это не совсем удачно. Как показывают послесловия и краткие заголовки, сопровождавшие старопечатные учебники русской грамоты, эти книги приблизительно до середины XVII в. коротко именовались азбуками. Правда, на первых страницах учебников грамоты, напечатанных после издания Ивана Фёдорова, как правило, выставлялись пространные витиеватые заголовки, сформулированные довольно разнообразно, например: «Начало учениа детем, хотящим разумети писание...», «Наука ку читаню и розуменю писма словенского...» и др. Но в тех случаях, когда такую книгу нужно было обозначить коротко одним словом, русские книжники XVI и первой половины XVII в. употребляли название «Азбука». Так названы в издательском послесловии учебники грамоты, напечатанные Василием Бурцовым в Москве в 1634 и 1637 гг. Слово «Азбука» выставлено на титульном листе учебного пособия, изданного в 1596 г. в Вильно вместе с часовником. Самые ранние русские учебники грамоты, названные букварями, представлены могилёвским изданием 1636 г. и московским букварём 1657 г. Можно проследить, как в XVII столетии, главным образом во второй его половине, слово «Букварь» постепенно входило в употребление в качестве названия учебника русской грамоты, между тем как название «Азбука», хотя бы имевшая вид азбучного акростиха, обычно употреблялось в нашей древней педагогике.

Азбука, изданная Иваном Фёдоровым в 1574 г., по-видимому, явилась первым в своём роде опытом московского печатника и, пожалуй, первым печатным учебником грамоты для восточных славян. Только такими обстоятельствами можно объяснить неуверенность Ивана Фёдорова в названии своей книги, а также его стремление придать этому небольшому элементарному учебнику как можно больше весомости путём заверений, что он писал «не от себе», и ссылок на общепризнанные авторитеты. Вопреки трактовке, предложенной Р. Якобсоном, мы не находим в послесловии Азбуки конкретного указания на «Книгу осмочастную Иоанна Дамаскина», как и не видим в нём упоминания книги «Апостол», якобы непосредственно использованных составителем учебника. По древней русской традиции грамматические статьи анонимного происхождения чаще всего связывались с именем Иоанна Дамаскина, которому приписывался грамматический труд, будто бы переведённый впоследствии на славянский язык. Поэтому ссылка печатника на легендарного грамматиста, как и на творения «божественных апостол», означает лишь, что в первопечатную Азбуку входит «мало нечто», заимствованное из рукописных грамматических статей, а также какие-то церковные тексты. Аналогичные ссылки на традиционные авторитеты составляют типическую особенность нашей старинной литературы. Но такая тенденция характеризует Азбуку Ивана Фёдорова в значительно большей степени, чем другие его издания. Чрезмерное усердие, проявленное в данном отношении издателем Азбуки, может служить указанием на то, что изготовление элементарных детских учебников печатным способом воспринималось русскими людьми той эпохи как некое новшество, которое могло встретить и положительное и отрицательное отношение.

Выход первопечатной славянской Азбуки из типографии Ивана Фёдорова в 1574 г. приходится на тот период в жизни печатника, когда он пользовался поддержкой небогатого львовского мещанства, очевидно членов братских организаций, возглавлявших борьбу украинского народа против польско-католической агрессии в Юго-Западной Руси. По-видимому, издательский выбор Ивана Фёдорова в данном случае был обусловлен заботами львовских братств о постановке начального обучения в приходских училищах. Именно поэтому в послесловии Азбуки печатник обратился не к официальным властям, не к высокопоставленному покровителю, а к своему непосредственному заказчику – «християньскому рускому народу греческаго закона». Выражения «Сия, еже писах вам... аще сии труды моя благоугодны будут ваши любви, приимете сия с любовию, а я и о иных писаниих благоугодных с вожделением потрудитися хощу» как нельзя лучше подтверждают то предположение, что Азбука 1574 г. возникла по специальному заказу львовских братчиков, которым признательный печатник и впредь обещал служить своим трудом.

Изучение источников Азбуки Ивана Фёдорова затруднено тем обстоятельством, что сочинения педагогического и грамматического содержания, обслуживавшие нужды русского просвещения той эпохи, дошли до нас главным образом в списках конца XVI и XVII в.

<...>

Обучение грамоте по буквослагательному методу для русских школьников начиналось с твёрдого заучивания всех букв славянского алфавита. В «Книге Константина Философа», составленной южнославянским филологом первой половины XV в., известной также и в Русском государстве, в качестве первого учебного упражнения для обучения чтению рекомендован ряд из 38 букв, в начале которого в алфавитном порядке приведены все славянские буквы греческого происхождения, за ними в такой же последовательности – буквы, отличающие собственно славянское письмо. Выучив эту азбуку в прямом порядке, ученики по системе Константина Философа должны были усваивать её в обратной последовательности. Ряд педагогических статей анонимного происхождения, сохранившихся в русских списках XVI в., также донёс до нас в качестве первых учебных упражнений прямой и обратный азбучные ряды, состоящие, однако, из 44–45 букв, представленных в обычной последовательности без учёта происхождения букв. Педагогические руководства конца XVI и XVII столетия рекомендуют для усвоения азбуки, кроме этих двух азбучных таблиц, ещё два смешанных буквенных ряда, в первом из которых смешанный порядок букв достигнут путём разбивки простого алфавитного ряда на девять вертикальных столбцов. На первых двух страницах Азбуки Ивана Фёдорова приведены без изменений первый и второй из указанных нами азбучных рядов, а также третий смешанный ряд, хотя и отличающийся некоторыми своеобразными особенностями, но составленный по тому же методу. Последний ряд, четвёртый, отсутствует. Принятые здесь количество и порядок расположения букв серьёзно отличаются от системы Константина Философа и очень близки к тем приёмам, которые рекомендовали отмеченные нами рукописные источники XVI–XVII вв. Таким образом, нельзя согласиться с мнением некоторых исследователей, заключивших, что азбучные таблицы в учебнике Ивана Фёдорова составлены «по совету Константина Философа», ибо в результате сопоставлений очевидно, что в данном отношении Азбука Ивана Фёдорова следовала указаниям более поздних русских книжников.

Следующие пять страниц учебника (с 3-й по 7-ю) посвящены слогам. В «Книге Константина Философа» на этот раздел «грамотного учения» нет никаких указаний. Но двухбуквенные сочетания согласных с гласными входят в состав учебных упражнений, написанных новгородским мальчиком Онфимом на рубеже XII–XIII вв. В русских рукописных сборниках XVI в. до нас дошли грамматические статьи, повторяющиеся также и в списках XVII в., содержащие подробно разработанную систему слогов, начиная от двухбуквенных – «двоик» – до сложных девятибуквенных сочетаний – «девятериц». Во всех просмотренных нами рукописях в качестве примеров «двоик» неизменно приводятся слоги ба, ва, га, да, а в качестве «троик» бра, вра, гра со словами «тако ж и прочая». В первопечатную Азбуку вошли именно эти двух- и трёхбуквенные сочетания. После букв и слогов следуют упражнения в чтении целых слов (стр. 9–22) и слов, написанных сокращённо под знаком «титло» (стр. 23–44).

Таким образом, учебник включает цикл необходимых начальных упражнений, позволявших овладеть техникой чтения по буквослагательному методу. Однако нельзя согласиться с утверждением В. С. Люблинского, что все задачи Азбуки Ивана Фёдорова сводились к этой единственной цели, ибо в качестве полных и сокращённых слов здесь приведён довольно разнообразный методический материал, при помощи которого школьники попутно с обучением чтению практическим путём могли усвоить основные морфологические формы русского языка. Этот материал разделён на три раздела, содержание которых достаточно раскрыто в литературе. Первый из них, озаглавленный «А сия азбука от книги осмочастныя, сиречь грамматикии» (стр. 9–19), включает образцы спряжения глаголов действительного и страдательного залогов. Следующий раздел – «По прозодии, а еже дващи въединых лежащее, се есть повелителная и сказателная» (стр. 20–22) – представляет материал для овладения системой надстрочных знаков «просодии», усвоение которых составляло необходимую часть «грамотного учения». Вошедшие в него глагольные формы одновременно демонстрируют различие между повелительным и изъявительным наклонениями: «носи́те – но́сите; обноси́те – обно́сите, проси́те – про́сите» и т. п. Третий раздел – «По ортографии» (стр. 23–44) – посвящён сокращённым «подтительным» словам, заучиванию которых отводилось большое место в курсе обучения русской грамоте XV– XVI вв. В Азбуке Ивана Фёдорова этот раздел составлен таким образом, что он даёт представление о системе падежных окончаний существительных и прилагательных. Наряду с сокращёнными словами в него вошли и несколько полных написаний существительных и прилагательных, таких как «живот», «зло», «зиждитель», «людьск» и некоторых других, приведённых единственно в качестве образцов склонения.

Во всех трёх разделах материал расположен в алфавитном порядке, благодаря которому учащиеся попутно с прохождением нового должны были несколько раз повторить буквы. Эта особенность первопечатной Азбуки в своё время имела большое практическое значение, так как постоянное повторение пройденного являлось одним из необходимых условий буквослагательного метода обучения. Аналогичным практическим путём Азбука знакомила учащихся и с цифровой нумерацией. С этой целью первая часть учебника разделена на мелкие, последовательно пронумерованные параграфы.

Такая своеобразная подача материала, благодаря которой учащиеся попутно с техникой чтения приобретали практические навыки грамматики и счёта, повторяли пройденное одновременно с усвоением нового, свидетельствует о гибкости и разнообразии методических приёмов, практикуемых составителем Азбуки, но отнюдь не об ограниченности задач учебника, как это представлялось некоторым исследователям. Приведённые здесь элементы грамматики достаточно обширны для того, чтобы дать начинающим школьникам первое представление об основных частях русской речи и тем самым серьёзно облегчить учащимся дальнейшую часть «грамотного учения», включавшую специальные руководства по грамматике. Подбор этого материала для Азбуки Ивана Фёдорова нельзя признать «скудным» или «случайным», если принять во внимание специфику тех рукописных руководств по грамматике, которые могли служить источниками для анализируемого учебника.

<...>

Раздел «По прозодии...» имеет полную аналогию в одноимённой рукописной статье, опубликованной Ягичем между статьями «Книги глаголемой буквы...». <...> При современном состоянии вопроса очевидно, что рассмотренные выше разделы учебника построены главным образом на том материале, который повторяется в составе довольно многочисленных статей грамматического и педагогического содержания, известных по спискам XVI–XVII вв. В первопечатную Азбуку вошли кратчайшие выдержки из основных разделов старинной русской грамматики. Как и в грамматических руководствах того времени, понятия о структуре языка даны на конкретных примерах морфологических форм, подобранных почти на все буквы алфавита. При обилии лексического материала основные именные и вербальные формы русского книжного языка представлены здесь в такой систематической полноте и порядке, которые не имеют места в статьях аналогичного содержания, известных нам по спискам XVI–XVII вв. Поэтому главные законы русского языка в разделах Азбуки выступают в более стройной и рельефной форме, чем в тех рукописных памятниках, с которыми можно в настоящее время сопоставлять первопечатный учебник. Благодаря специальному подбору и расположению материала грамматические разделы Азбуки одновременно выполняют функцию упражнений для обучения чтению. Специфические особенности старинных руководств по грамматике здесь умело подчинены методике буквослагательного способа обучения грамоте. Таковы первоначальные выводы, вытекающие из текстологического анализа первых разделов Азбуки.

Чтобы закончить обзор части учебника, объединяющей наиболее элементарные учебные упражнения, осталось рассмотреть толковую азбуку, или азбучный акростих, помещённый здесь (стр. 45–48) в качестве первого связного текста для чтения. Такие произведения находили применение в процессе «грамотного учения» в самую отдалённую пору русского просвещения. Но они дошли до нас главным образом в составе сборников церковного содержания в рукописях XV–XVI вв. Среди этих памятников нам, однако же, не удалось обнаружить ни одного произведения, которое могло бы послужить готовым образцом для толковой азбуки, напечатанной в учебнике Ивана Фёдорова.

<...>

... Вполне вероятно, что анализируемый акростих был специально составлен для Азбуки Ивана Фёдорова и лишь в дальнейшем из печатных учебников проник в рукописную литературу.

Вторая часть учебника, следующая за элементарными упражнениями, включает более сложные тексты для чтения, расположенные в порядке нарастающей трудности. Эта своеобразная хрестоматия открывается простейшими молитвами, усвоение которых составляло в то время неизбежное начало всякого образования. Далее следуют более обширные выдержки из часовника и, наконец, наставления, касающиеся вопросов воспитания, образования, и другие сентенции религиозно-нравственного характера, заимствованные из ветхозаветной части Библии и Апостола.

Молитвы в Азбуке Ивана Фёдорова (стр. 49–68) большей частью приведены в том составе и такой же последовательности, как они даны на первых страницах славянских первопечатных часовников. Но всё же учебник допускает в этом отношении некоторые отступления. Раздел молитв открывается в нём двумя церковными зачалами: «За молитв святых отец...» и «Слава Тебе...», тогда как все известные нам первопечатные часовники московской и юго-западнорусской печати не имеют в своём начале ни одного из этих текстов.

<...>

Редакция, выбранная составителем львовской Азбуки, характерная также и для последующих наших старопечатных учебников грамоты, восходит к часовникам, известным в настоящее время в русских списках XV в. Среди этих памятников могут быть указаны часовники, открывающиеся зачалами «За молитв святых отец...» и «Слава тебе...», приведёнными в той самой формулировке, которая была принята учебником Ивана Фёдорова. Таким образом, отступление первопечатной Азбуки от редакции современных ей печатных часовников оказывается увязанным со старинными традициями славянской педагогики и русской рукописной литературой XV в.

Последующие тексты анализируемого раздела (стр. 49–52) без всяких отступлений и перестановок повторяют содержание начальных страниц русских первопечатных часовников. За ними следуют более обширные выдержки (стр. 52–68), такие как «Символ веры», молитвы Василия Великого и царя Манасия и некоторые другие, также заимствованные из часовника, но взятые из различных его разделов по выбору и приведённые в учебнике в несколько иной последовательности. За исключением зачала «За молитв святых отец...», все вышеупомянутые молитвы в редакционном отношении прямо и непосредственно восходят к Часовнику, напечатанному Иваном Фёдоровым в Заблудове в 1570 г. вместе с Псалтирью следованной; Заблудовский Часовник в свою очередь с небольшими отступлениями повторяет московское издание 1565 г.

<...>

Последующие 10 страниц Азбуки (стр. 69–78) отведены поучениям, часть которых непосредственно адресована детям, другая же предназначалась для родителей и воспитателей. Здесь представлены выдержки из Книги притчей Соломона и «Посланий апостола Павла». Раздел начинается двумя короткими отрывками из 22-й притчи. Увещание к детям о внимании, необходимости учения сменяется сентенцией нравственного характера: «Не сотвори насилия убогому...», – которая тематически объединяется с аналогичным поучением из притчи 23: «Не дотыкайся межей чужих...» Следующие выдержки из 23-й и 24-й притчей возвращаются к первой теме и ещё раз напоминают детям о внимании, послушании, а также о почитании родителей. Все перечисленные тексты, снабжённые ссылками на 22-ю, 23-ю и 24-ю главы из Книги притчей Соломона, действительно восходят к этим источникам. Исчерпав увещания к детям, учебник переходит к поучениям о воспитании, которые в Библии рассеяны в виде коротких фраз на протяжении нескольких глав Книги притчей. Библейским выдержкам предшествует обращение: «К вам же отцы и учители тако глаголет», – которого мы не смогли отыскать в церковных книгах; по-видимому, оно исходит от составителей учебника.

Текст, помещённый под таким заглавием, является результатом сложной композиции разрозненных библейских выдержек. Поучения к родителям изложены в форме связного, стройного, логически законченного наставления, между тем как здесь буквально каждое предложение, а иногда и отдельные его части восходят к различным главам из Книги притчей. Так, в первой фразе, адресованной родителям, – «Не отмай от детища твоего казни, безумие бо есть привязано в сердцы отрочате, жезлом же наказания изжениши его» – объединились выдержки из 23-й и 22-й притчей.

Притча 23: «Не отреи младенца наказовати...», «Не отнимай от дитятя твоего казни...»; притча 22: «Невежеством възгорится сердце юнаго, жезл и наказание далече от него...», «Безумие привязано есть в сердци детища, и дубецъ казни изженить е...».

Далее следует целое предложение, заимствованное из 29-й притчи: Азбука – «Детищу, иже дают волю его, напоследок посрамотит матерь свою»; притча 29 – «Дитя, ему же допущають воли его, посрамотить потом матерь свою». Последующий текст учебника снова восходит к 23-й, а затем к 29-й притчам.

Выдержкам из Апостола также предшествует вводная фраза: «Тем же и апостол сице глаголет». После неё с соответствующей ссылкой приведён отрывок из «Послания апостола Павла к ефесианам» – зачало 232. Поучение о почитании родителей сочетается здесь с указанием для отцов, которое в тексте церковной книги укладывается в одно небольшое предложение: «Отцы, неразъдражайте чад своих, но воспитавайте их в наказании и учении господни». В редакции Азбуки к этому добавлено еще несколько слов: «...в страсе божии, в милости, в благоразумии...». Следующая часть этого предложения –«...в смиреномудрии, в кротости, в долготерпении, приемлюще друг друга...» – и дальнейшее продолжение сентенции взяты из «Послания к колосянам» – зачало 258. Сравни: «Облецетеся убо яко же избраннии Богу, святи и възлюблени... в смиреномудрие, кротость и долготерпение, приемлюще друг друга...» и т. д.

Благодаря умелому объединению двух различных по тематике выдержек отрывок из «Послания к колосянам», имеющий самое отдалённое отношение к вопросам воспитания, в учебнике принял вид наставления для родителей. Далее (стр. 76–78) приведена часть «Послания к солунянам», помеченная в Апостоле «зачалом 273». Текст открывается обращением: «Молю ж вы, братие, наказуите безумныя...», – которое, по-видимому, должно было поднимать авторитет воспитания и воспитателей. Такое начало в какой-то мере связывает эту довольно пространную сентенцию нравственно-религиозного содержания с предыдущими наставлениями для отцов. Нельзя не заметить, что по сравнению с текстами, восходящими к ветхозаветной части Библии, выдержки из Апостола вошли в Азбуку в виде более крупных, тематически законченных отрезков, содержание которых большей частью не имеет прямого отношения к теме воспитания детей. Связи их с окружающим контекстом выражены гораздо слабее, если не достигаются путём перефразировки церковного текста. Любопытен и тот факт, что в отличие от ветхозаветных выдержек, проповедующих суровое обращение с детьми, из апостольских посланий, как бы в противовес, специально подобраны такие цитаты, где на первый план выдвигается гуманистическая сторона христианства, вследствие чего апостольские тексты, как уже было отмечено предыдущими исследователями, рекомендуют мягкие и кроткие методы воспитания. Таким образом, можно заключить, что поучения, приведённые в Азбуке, распадаются на две части, которые характеризуются неодинаковой манерой использования библейских текстов и отражают различные взгляды на характер воспитания детей.

Попытаемся решить вопрос о происхождении этого раздела учебника. В существующей литературе уже были отмечены редакционные расхождения, которые отличают библейские выдержки, приведённые в Азбуке, от соответствующих текстов Библии и Апостола, напечатанных Иваном Фёдоровым. Помимо изданий Ивана Фёдорова, к данному исследованию был привлечён ещё ряд старинных рукописных и первопечатных памятников, предшествовавших в своём появлении Азбуке 1574 г. Из ранних библий, известных в Северо-Восточной и Юго-Западной Руси, в нашем распоряжении оказались отдельные книги Ветхого завета в списках XIV–XV вв., Библия Геннадиевой редакции конца XV в., сохранившаяся в рукописи 1558 г., и «Библия руска», изданная в 1517–1519 гг. Франциском Скориной. Сопоставляя эти источники, можно заключить, что русские рукописные библии XV–XVI вв. и близкое к ним острожское издание 1581 г. не имеют между собой таких серьёзных редакционных расхождений, которыми отличаются от них ветхозаветные тексты, вошедшие в Азбуку. Библия Франциска Скорины, исправленная по чешскому изданию 1500 г., как известно, характеризуется своеобразным изложением библейских сюжетов и лексическими особенностями, характерными для белорусского языка. При сопоставлении библейских притчей из Азбуки Ивана Фёдорова с соответствующими текстами «Библии руской» обнаруживается совпадение фразеологических оборотов, характерных для редакции обоих памятников. Тем не менее полного редакционного тождества не наблюдается.

<...>

Результаты проделанных текстологических сопоставлений свидетельствуют о сравнительно раннем происхождении церковных книг, послуживших первоисточниками для учебника Ивана Фёдорова. Значительное место среди них занимали рукописные книги XV и первой половины XVI в., несколько устаревшие ко времени появления первопечатной Азбуки. Зная, с какой высокой требовательностью относился великий мастер книги к выпускаемым им изданиям, такую особенность учебника можно объяснить лишь тем обстоятельством, что значительная часть его текстов была заимствована не прямо из церковных книг, а через посредство каких-то других памятников, так или иначе связанных с вопросами начального образования и воспитания в Московской и Юго-Западной Руси.

<...>

В результате проделанного исследования можно заключить, что Азбука Ивана Фёдорова построена главным образом на материале педагогических и грамматических статей, сохранившихся до нашего времени в русских списках конца XVI и XVII столетия, а также неизвестных ныне наставлений по вопросам воспитания, восходивших к церковным книгам XV и первой половины XVI в. Превосходное знание практических приёмов «грамотного учения» с его старинными традиционными особенностями указывает на предварительное знакомство составителя Азбуки с более ранними рукописными учебниками русской грамоты, предшествовавшими изданию 1574 г. Нельзя не отметить, что содержание и построение анализируемой книги во многом определялось теми требованиями средневековой педагогики, которые в XVI столетии ещё продолжали господствовать не только в русских училищах, но и в школах Западной Европы. Так, например, немецкие элементарные учебники XVI в., наиболее известные в специальной литературе под названием ABC-Buch или Аbесе-darium, как и русская первопечатная Азбука, открываются простым алфавитным рядом, включают упомянутые выше двухбуквенные и трехбуквенные слоги, а далее переходят к упражнениям в чтении отдельных слов и связных текстов, представленных теми же простейшими молитвами, которые отчасти вошли в состав Азбуки Ивана Фёдорова. Однако же старопечатные немецкие ABC-Buch и Abecedarium, судя по существующей о них литературе, не знали разделов, содержащих элементы грамматики, не включали никаких других связных текстов для чтения, кроме молитв и катехизиса. Для многих текстов, приведённых в составе Азбуки (таких, как упражнения в чтении отдельных слов, построенные на грамматическом материале, азбучный акростих, сентенции педагогического и нравственного характера), содержание западноевропейских учебников не представляет никакой аналогии. Эти разделы первопечатной Азбуки, взятые вместе и каждый в отдельности, не восходят и к какому-нибудь одному известному ныне памятнику русской литературы, а, как показали проделанные нами разыскания, являются результатом творческого использования довольно многочисленных и разнообразных источников великорусского и юго-западнорусского происхождения. Обращает внимание тот факт, что, включая в свой состав отдельные тексты, обслуживавшие нужды русского просвещения в XIV–XV вв., Азбука 1574 г. тем не менее следует указаниям современных ей педагогических статей...

<...>

Состав установленных источников и творческий характер их использования первопечатной Азбукой позволяют считать учебник Ивана Фёдорова оригинальным памятником, отражающим достижения русской педагогики второй половины XVI в. Составителем этого замечательного учебного пособия, судя по формулировке послесловия, явился его издатель, русский печатник Иван Фёдоров, оказавшийся не только талантливым мастером книги, но и просветителем-педагогом. Нельзя не согласиться с существующим общим мнением о том, что такие выражения печатника, как «сия еже писахъ вам» и «въмале съкратив сложих», указывают на его активное отношение к содержанию издания.

<...>

В рамках данной статьи нельзя дать окончательной оценки новооткрытому изданию Ивана Фёдорова, так как она возможна лишь на фоне изучения истории русской и украинской школы. Но и в результате проделанного исследования очевидно, что составитель первопечатной Азбуки был передовым человеком своей эпохи и талантливым русским педагогом, который, опираясь на традиционную методику «грамотного учения», использовал её лучшие, рационалистические стороны. Убеждённый просветитель, энтузиаст своего дела, он отразил в учебнике последние достижения современной ему русской педагогической мысли, дополнив их некоторыми оригинальными приёмами и новым методическим материалом в соответствии с требованиями обстановки издания. Дополнения, внесённые Иваном Фёдоровым в элементарный учебник, были направлены на ускорение и облегчение процесса обучения русской грамоте и русскому языку. В содержании некоторых использованных им учебных текстов отражена гуманистическая точка зрения на характер воспитания детей. Такие тенденции первопечатной Азбуки, несомненно, были прогрессивным и актуальным явлением для своего времени. Размноженный печатным способом, учебник Ивана Фёдорова явился выдающимся событием в истории русского и украинского просвещения.