Время от времени наши читатели задают нам вопросы такого рода: существует ли «врождённая» грамотность; если существует, то это способность запоминать написанное зрительно / через орфографическое проговаривание или же грамотность достигается только навыком; правомерны ли в этом случае методы зрительного запоминания и орфографического проговаривания? В данной статье подробно рассматриваются все перечисленные вопросы.

По поводу «врождённой» грамотности давно идут споры. Уместнее называть её орфографической интуицией, которая действительно существует. Интуиция как таковая — это способность чувствовать логические цепочки связанной информации и, минуя логические рассуждения и сознательный контроль, находить ответ. Орфографическое чутьё заключается в способности подсознательно воспринимать системные языковые отношения, устанавливать межсловесные ассоциации и на основе этого писать по аналогии. При внешнем (вслух) или внутреннем (про себя) произнесении сло́ва происходит неосознанное сличение его с другими, и пишущий ассоциативно отыскивает слова́ с аналогичной морфемой, слова́ в аналогичной грамматической форме, являющиеся опорными, поскольку звуки в них находятся в сильных позициях.

В школьной практике опорные слова мы называем проверочными, но применяем этот подход только при проверке корней (гора — го́ры, дуб — дубы...), в то время как письмо по аналогии отражает ведущие принципы русской орфографии: фонематический и морфологический. Сущность их заключается в том, что одни и те же морфемы — не только корни, но и приставки, суффиксы, окончания, употреблённые в различных словах или формах слов, — пишутся одинаково, несмотря на то, что могут произноситься по-разному.

Примеры:

• в корнях: гроза — гро́зы, лепить — сле́пок, глаз — глазной;

• в приставках: побежал — по́свист, созвать — со́рван, захватить — за́пуск, ворваться — во́гнутый, провожать — про́черк;

• в суффиксах: сливовый — дворцо́вый, нежность — зло́стный;

• в окончаниях: на стуле — на столе́, в тетради — в печи́, длинными — стальны́ми, прыгала — звала́.

Одних только опорных корневых морфем в русском языке 71,4 %; 20,2 % косвенно проверяемых благодаря этимологии и сличению с заимствованными; и только лишь 8,4 % беспроверочных. Так же обстоит дело и с другими морфемами. Это наименьшие значимые части слова, и внутри слов они несут смысловую нагрузку. Например, всем известные суффиксы -ушк-, -чик-, -очк- имеют уменьшительно-ласкательное значение; суффикс -еств- (-ств-) образует существительные со значением отвлечённого признака, союза, объединения лиц (изящество, братство, юношество, землячество); суффикс -лив- образует прилагательные, обозначающие состояние (молчаливый, счастливый, крикливый); суффикс -ну- образует глаголы со значением мгновенности, моментальности (рухнуть, ахнуть); приставка в- (во-) употребляется при образовании слов со значением направленности внутрь (вбежать, вогнутый); приставка над- (надо-) вносит значение «поверх», «дополнительно» (надстрочный, надстроить)...

Межсловесная общность в русском языке чрезвычайно велика, и на этом основана способность людей, обладающих интуитивным правописанием, ощущать родственные, генетические связи слов, инстинктивно выбирать из языкового арсенала аналогичные морфемы в сильных позициях и невольно встраивать их в свои записи. Таким образом, орфографическая интуиция включает в себя фонематическую интуицию и чувство структуры слова; опирается на синхронную неотрефлексированную идентификацию морфем в слабых и сильных позициях.

А как же быть с традиционными написаниями, требующими применения правил? Почему многие люди, не пользующиеся правилами, тем не менее, и эти орфограммы отражают верно? Дело в том, что правила — это также результат языковых закономерностей. Например, приставка при- имеет обобщённые значения «приближение», «не очень», а приставка пре- — значения «пере», «очень» (придвинуть — при́был, пресечь — пре́рван). Гласные в личных окончаниях глаголов попарно «сопряжены»: Е/Ё-У, И-А (несёт — несут, спешит — спешат). Гласные в суффиксах причастий согласуются с гласными в личных окончаниях глаголов, от которых они образованы (пишут — пишущий, видим — видимый). Выбор Н-НН зависит от чувствования стыка морфем (честный, конный), от ассоциативного ощущения «действия» у причастий (сваренный) и «недостатка действия» у отглагольных прилагательных (варёный). Генетическое чувствование чередований в корнях (чернь — чёрный) побуждает использовать после шипящих Ё; та же ассоциация «действия» побуждает писать Ё в суффиксах глаголов, причастий, отглагольных прилагательных — частей речи, обозначающих действие или признак по действию (заночёвывать, сражённый, печёный)...

Но есть и определённый процент беспроверочных написаний, которые фиксируются на письме верно даже при отсутствии знакомства человека с написанием этого слова. Кроме счастливой случайности, можно предположить, что это более глубокий уровень орфографической интуиции, обусловленной способностью неосознанно чувствовать структуру и логику языка и глубокие генетические связи его элементов.

Несомненно, особенности восприятия, памяти, мышления могут в той или иной степени передаваться по наследству и оказывать влияние на проявление орфографической интуиции. Русский философ Михаил Осипович Меньшиков говорил, что человеческая душа — это тысячеголосый хор предков. Чей голос будет звучать громче всех, надо смотреть каждому в своём генеалогическом древе. Но, согласно Ушинскому, «отношение, в которое душа поставлена к нервному организму, составляет одну из величайших тайн творения».

А как же те, кто утверждают, что пишут грамотно благодаря хорошей зрительной памяти, благодаря многочтению или переписыванию текстов?

На самом деле они неосознанно обладают орфографической интуицией: той самой способностью инстинктивно ощущать родственные, генетические связи слов, сличать с орфографической нормой и писать по аналогии. Но поскольку данные интуитивные способности этими людьми не отрефлексированы, они приписывают успехи в правописании силе зрительной памяти и отводят ей главенствующую роль. Зрительная система действительно обладает превосходством оптических сигналов, и потому на этом фоне самостоятельно осознать влияние на правописание слуховых и речедвигательных анализаторов крайне сложно. Сомнительная роль зрительных анализаторов для формирования грамотности демонстрируется и теми людьми, которые читают запоем и много пишут, но результаты в правописании у них либо нулевые, либо оставляют желать лучшего.

Формирование грамотного письма связано с механизмами мышления и понимания. Функцию мышления и понимания выполняет у человека внутренняя речь, а для формирования речевого механизма, приводящего к внутренней речи, необходимо включение в работу всех анализаторов. С момента рождения ребёнок узнаёт и осваивает в единстве звучание и смысл слова и хранит его образ в долговременной памяти. Узнать слово при слуховом восприятии — значит связать звуковую форму с его семантикой. При обучении чтению слуховое восприятие слова дополняется зрительным. Чтобы ребёнок узнавал слова в графической форме, зрительный образ должен слиться с ранее сформированным слуховым. С течением времени ребёнок начинает зрительно воспринимаемое слово произносить так, как оно звучит в живой устной речи, то есть орфоэпически. С этого момента смысл слова, его слуховой и зрительный образы сливаются, и оно узнаётся при любом восприятии.

Томографические исследования головного мозга показали, что при чтении хорошо знакомых слов сразу вслед за зрительной зоной мозга включается зона Вернике, отвечающая за понимание. А хорошо знакомыми становятся слова, у которых смысл и слуховой образ слились со зрительным, зрительное восприятие и узнавание установилось напрямую. Совершенно очевидно, что слово проговаривается речедвигательным анализатором не как написано, а как звучит в устной речи — иначе слуховой анализатор не позволит его распознать. Следовательно, в долговременной памяти по-прежнему находится звуковой образ живой устной речи, и накопления орфографических образов слов с помощью зрительного анализатора не происходит.

А может быть, чудодейственными свойствами обладает метод орфографического проговаривания? Н. И. Жинкин утверждал главенствующую роль кинестетической (артикуляционной) памяти речевого аппарата в формировании грамотности. Он полагал, что в основе грамотного письма лежит запоминание правописания через моторику произношения: «Орфографическое проговаривание производится замедленно и слогораздельно, с чётким произнесением каждого слога. Вследствие этого сильные компоненты слова ослабляются, а слабые усиливаются и произносимое таким образом слово в полной мере уподобляется написанному. Такой приём может быть назван усилением речевых кинестезий». Авторы этой методики считали, что по ходу письма речедвигательный анализатор будет проговаривать слова так, как они пишутся, а внутренний речевой слух — их узнавать.

Оказалось, что запаса детской памяти хватает ненадолго. Чем больше в ходе обучения накапливается слов, тем хуже справляется со своей задачей кинестетический анализатор. С помощью него в долговременной памяти не накапливается неограниченное число слов со всеми их вариантами. Авторы методики во многом строили доказательства на том, что артикуляционное закрепление и воспроизведение слов и их грамматических связей во фразах полезны при изучении иностранного языка. Но они не учли, что родной язык выучить нельзя, поскольку долговременная память хранит звуковой образ живой устной речи, усвоенной детьми с самого рождения. Вот почему совершенно безосновательны опасения, что орфографическое чтение может стать помехой для орфоэпии, для устной речи.

Более того, когда для формирования грамотности используется метод орфографического проговаривания, то у ребёнка в головном мозге уже на уровне специфических зон коры неизбежно происходит интерференция двух следов памяти: звуковых образов орфоэпического и орфографического звучания (слуховая кора) и орфографической и орфоэпической артикуляции (речедвигательная область). Под интерференцией в психологии понимается взаимодействие конкурирующих следов памяти, приводящее к искажению как минимум одного из них. Вследствие этого ребенок дезориентируется, начинает путаться. Поэтому гораздо лучше, чтобы формирование звукового и графического образа слова шли первоначально каждый своим естественным путём: написание воспринималось визуально, а произношение — аудиально, и только потом происходило бы их соединение. Такой путь предотвращает ненужный конфликт и формирует более чистые полимодальные (комплексные, включающие информацию от разных каналов восприятия) образы слов родного языка.

Можно сделать вывод, что люди, считающие свою грамотность результатом применения метода орфографического проговаривания, так же заблуждаются, как и те, которые считают, что они грамотно пишут благодаря зрительной памяти. И те, и другие неосознанно владеют орфографической интуицией и способностью писать по аналогии.

К сожалению, неверные обобщения и выводы приводят к засилью в методике обучения правописанию формально-догматических методов механического выучивания родного языка, обременённых требованием знания свода правил, орфограмм. Ребёнок вынужден носить этот «чемодан с инструментами», не умея ими пользоваться, но при этом должен регулярно проводить их «инвентаризацию» и отчитываться о сохранности содержимого.

Таким образом, полноценное, последовательно-постепенное овладение орфографией закладывается уже на этапе овладения грамотой. Основные принципы русской орфографии — фонематический и морфологический. Следовательно, обучение чтению должно строиться на развитии фонематического слуха, на вырабатывании чётких звуко-буквенных связей в сознании ребёнка, на формировании орфоэпического чтения, на полноценном восприятии прочитанного, на осознании семантики слова, на умении видеть его строение, морфемный состав.

Это необходимо и детям с задатками орфографической интуиции, поскольку на начальных этапах овладения грамотой выявить это невозможно, кроме как путём гадания на кофейной гуще; и тем более необходимо тем, кто таковыми задатками не обладает и кому требуется формирование грамотности приобретённой.

Многие родители утверждают, что у ребёнка преобладает тот или иной вид памяти, поэтому при обучении его грамоте необходимо эксплуатировать только определённый анализатор. Это не так. Даже если у человека и преобладает какая-то сенсорная система — аудиальная, визуальная или кинестетическая (хотя само по себе это утверждение применительно к конкретному человеку часто является ложным обобщением, при ближайшем рассмотрении не выдерживающим критики), — то это не значит, что мы не должны задействовать другие.

Образ слова, сформированный только визуально, только аудиально или только артикуляционно, является неполноценным и неизбежно ведёт к специфическим нарушениям правописания. Кроме того, подключая все сенсорные системы, а не ограничиваясь ведущей, человек включает механизм синергии и в большей степени повышает свой интеллектуальный потенциал. «Кормить» доминирующую сенсорную систему, если она у ребёнка и есть, — это путь тупиковый. Необходимо задействовать все системы и развивать их комплексно. Около 80 % поверхности коры больших полушарий мозга занимают не специфические, а так называемые ассоциативные зоны, которые составляют основу полимодального осмысленного восприятия и мышления и развиваются благодаря воздействиям от разных сенсорных систем. Если мы будем ограничивать ребёнка, используя только одну систему, связи в этих зонах будут нарабатываться слабо, ограничивая тем самым его интеллектуальное развитие.

О том, как в программе РКШ закладываются основы грамотного письма, как достигается освоение детьми ведущего морфолого-фонематического принципа русской орфографии, рассказывается в третьей части данного материала.